Дорога жизни

80 лет системе профессионального технического образования в нашей стране – значимое событие. Наш педагогический коллектив с 1974 года вносит свой вклад в подготовку рабочих кадров по художес­твен­ным ремеслам. А созданы мы были для вновь открывающегося предприятия – художественного объединения «Агидель».
Прошли годы, а славные традиции бережно поддерживаются педагогическим коллективом, ныне Уфим­ским художественно-гуманитарным колледжем. На смену ветеранам педагогического труда приходят молодые выпускники педагогических вузов. Отрадно, что среди них немало выпускников нашего учебного заведения.
Хочется рассказать о многом! Во все времена люди признавали, что престижным может стать практически любое занятие – все зависит от того, как человек будет работать, ведь у каждой профессии есть своя специфика, свои ценности и свои герои. Наши герои – наши преподаватели В.О. Кудинова, О.Н. Гладких, Н.М. Абрамова, Р.С. Деева, Н.И. Храмова.
Историческая эпопея, блокада Ленинграда, длилась 900 дней и ночей (с 08.09.1941 г. по 27.01.1994 г.). Бесстрастная статистика утверждает, что в Ленинграде за время блокады погибло от голода, холода и бомбежек 1 млн. 200 тыс. человек, среди них большая часть детей и подростков. В память жертвам этих страшных событий на Пискаревском кладбище установлен памятник, на гранитной плите высечены стихи О. Берггольц:
Здесь лежат ленинградцы.
Здесь горожане — мужчины,
женщины, дети.
Рядом с ними солдаты-красноармейцы.
Всею жизнью своею
они защищали тебя, Ленинград,
колыбель революции.
Их имен благородных мы здесь
перечислить не сможем,
так их много под вечной охраной
гранита.
Но знай, внимающий этим камням:
никто не забыт, и ничто не забыто.

Деева Валентина Григорьевна – жительница блокадного Ленинграда. Она работала преподавателем истории изобразительных искусств в нашем колледже до 1999 года.
Людмила Владимировна. Валентина Григорьевна, сколько Вам было лет, когда началась война?
Валентина Григорьевна. Восемь с половиной лет. События тех лет были настолько трагичны, что мы быстро взрослели, и цепкая детская память впечатала накрепко ужасы этих дней. Я до сих пор не могу смотреть передачи о блокаде Ленинграда. Помню, что после войны мы с классом ходили в музей Блокады, там многие дети, среди них и я, потеряли сознание, упали в обморок. Сейчас уже немного легче, прошло столько лет.
Л.В. Фронт быстро приближался к Ленинграду, немец остановился в 12 км от города. 8 сентября 1941 года блокадное кольцо сомкнулось. Фашисты впервые сбросили фугасные и зажигательные бомбы. Валентина Григорьевна, какие события Вам особенно запомнились?
В.Г. Одно из первых воспоминаний, где-то за месяц до блокады, это пожар. Диверсанты подожгли продовольственные Бабаевские склады, где находился стратегический запас продовольствия Ленинграда. Огромное черное облако дыма, языки пламени колыхали до линии горизонта. Взрослые плакали от предчувствия голода, их состояние передавалось детям. Другой случай: в начале осени мы поехали за город, мама, я и две мои подружки пошли в лес через поле. Вдруг на нас налетел фашистский самолет: немец «забавлялся» с нами, то поднимался вверх, то вниз, кружил над головой, а потом стал стрелять. Спасла нас мама, она не растерялась и толкнула нас в небольшую ложбинку, укрыла нас зеленой кофтой: фашист потерял нас из виду и улетел. Также отчетливо помню воздушный бой нашего истребителя с фашистским самолетом. Это было ожесточенный бой не за жизнь, а насмерть.
Л.В. Положение Ленинграда становилось все тяжелее. Над селами и городом висела черная шапка пожаров, нескончаемые бомбардировки, продовольственный паёк хлеба 125 блокадных грамма с огнем и кровью пополам. Какие месяцы для Вас были самыми трудными?
В.Г. Это осень 1941 года и зима 1942 года. В самом Ленинграде картина была ужасная, голод был страшный. Люди опухали от холода и голода, едва двигались. В это время все чувства притуплялись. На улице лежали трупы, но на них уже не обращали внимание. Повсюду встречались люди, ведущие на санках трупы своих близких на Охтинское кладбище. Ужас всего происходящего был за порогом возможностей человеческой психики.
Л.В. По воспоминаниям блокадников голод и холод приводил людей к повреждению рассудка, слепоте. Валентина Григорьевна, что же держало ленинградцев? Что им придавало силу?
В.Г. Прежде всего вера в свой народ, вера в победу и любовь к своему городу. Несмотря на трудность блокадных дней, люди мужественно боролись, город жил, работали заводы и фабрики. Выживали ведь самые активные, которые боролись за жизнь. Фашисты надеялись, что человек, на горле которого голодная петля, холод и разлука, падет нравственно, покорится.
Л.В. Блокада сплотила или разобщила людей?
В.Г. Блокада выявила во многих прекрасные и высокие человеческие качества. Помню беженцев из окрестностей Ленинграда, они шли пешком с детьми на руках. Жители города брали их в свои дома, и у нас поселилась семья, женщина с тремя детьми. Все умерли от голода, в живых осталась моя ровесница Галя, с которой я делилась скудным пайком. Иногда на ночлег останавливались солдаты, мама их отпаивала кипятком, лечила, и они угощали нас чем-нибудь.
Л.В. О взаимопомощи и взаимозаменяемости писала Ольга Берггольц в своем дневнике. Она получила записку от друга, который писал: «Оля! Я достал тебе кусок хлеба и еще достану. Я тебя так люблю! Ты только живи». Это проявление высшей человеческой любви, какая только может соединять людей на Земле. Сама Ольга Федоровна заставила обессиленную, убитую горем женщину, съест свой хлебный паек, и в этом был высший смысл сострадания! Валентина Григорьевна! Ленинград – город с исторически глубокими культурными традициями. В дни блокады культурная жизнь города замерла?
В.Г. Многим горожанам помогала справляться с нервными переживаниями радио. «Черная тарелка» была в каждом до­ме. Радио в осажденном городе было самым массовым средством коммуникации.
Л.В. У ослабевшего, умирающего ленинградца существовала только одна форма связи с внешним миром – это «тарелка». Значит, он еще не один. Город жив. Что передавали по радио?
В.Г. По нему передавали сводки с фронта, сигналы тревоги и отбоя, сообщения о нормах выдачи продуктов. Читались стихи и передавали музыку. Огромную роль в поддерживании «духа» горожан был голос по радио О. Берггольц. Она приковывала к себе внимание интонацией доверительности, своей убежденностью в Победу, мужеством и надеждой – выжить…
Покуда небо сумрачное меркнет,
Мой дальний друг, прислушайся,
поверь.
Клянусь тебе, клянусь,
что мы бессмертны,
Мы, смертью попирающие смерть.
В осажденном городе проводились даже художественные выставки. Рисунки, акварели ленинградских художников запечатлели облик блокадного города. Огромным событием было исполнение по радио седьмой симфонии (Ленинградской) Д. Шостаковича, которую он посвятил подвигу города, его страданиям. Это было 9 августа 1942 года, удалось собрать 15, оставшихся в живых, музыкантов. Голодные, едва стоявшие на ногах, в холодном зале Ленинградской филармонии играл оркестр, наполняя сердца ленинградцев и воинов ленинградского фронта чувством радости, патриотизма и гражданственности. Само рождение «Ленинградской симфонии» было духовным подвигом композитора.
Л.В. Удивительно то, что вопреки всему люди, опухшие от голода и холода, боролись за сохранение памятников (они были защищены аэростатами), в институте растениеводства был сохранен фонд злаковых семян. Разве это не подвиг! Валентина Григорьевна, а когда стало легче?
В.Г. Когда открылась «Дорога жизни» по Ладоге, это зима 1943 года. К концу февраля уже прибавили хлебный паек. Ценою собственной жизни военные доставляли продукты питания в осажденный город. Сколько их не доехало до цели, остались лежать на дне Ладоги. Но как раз в это время нас эвакуировали по ледовой дороге. Страшно было, сколько раз нас бомбили, но нам повезло.
Л.В. Вас эвакуировали в Уфу?
В.Г. Нет, в Уфе я оказалась позже, когда вышла замуж. А эвакуировали нас в г. Гаврилов, под Ярославлем. Мы ехали в вагонах-теплушках. Мама заболела свиным тифом, ее увезли в больницу, я осталась одна. Спасибо добрым людям, что помогли. Я на всю жизнь запомнила один случай: кто-то из сердобольных людей принес мне пол литра молока, я решила отнести его маме в больницу. Но искушение было так велико, что я выпила несколько глотков, а потом плакала и ругала себя. Так шло воспитание характера. Когда мама поправилась, нас отправили на Кавказ, под Майкоп. Была весна, все цвело, душа отходила от пережитого.
Л.В. Там Вы оставались до окончания войны?
В.Г. Нет, нас ожидали новые испытания. Немцы рвались на Кавказ, нас срочно повезли на север обратно. Мы проезжали через настоящий ад! Сталинград, обстрелы, бомбежки, город горел, выли сирены. Мы оказались на теплоходе, плыли вверх по Волге, едва не погибли под бомбежками.
Л.В. Как Вы встретили День Победы?
В.Г. Это было необыкновенное, потрясающее зрелище: плакали от счастья, обнимались, качали военных, пели песни.
Л.В. И вы вернулись в освобожденный Ленинград?
В.Г. В декабре 1945 года родственники прислали вызов. Снова сели «в теп­лушку» из-под цемента и поехали.
Л.В. Как Вас встретил Ленинград?
В.Г. Вы знаете, город меня поразил отсутствием людей. Пока мы ехали по Невскому проспекту от Московского вокзала, я насчитала на улице всего шесть человек. Город вымер за блокадные годы. Это было страшное зрелище, но город выстоял, не сдался. Началась новая послевоенная жизнь, мирная жизнь. Город стал оживать.
Л.В. Вы бываете на Родине?
В.Г. Раньше ездила, а сейчас «езжу» виртуально, при помощи компьютера и мышки передвигаюсь по родным улицам города.
Л.В. Спасибо, Валентина Григорьевна, что Вы поделились своими воспоминаниями, хотя для Вас это нелегко. Здоровья Вам и мира.
Закончилась историческая эпопея, длившаяся 900 дней и ночей. В ней переплавились судьбы людей, но одно было неизменно: судьба людей и судьба Родины соединились навсегда, породнившись величайшим сопереживанием небывалого, единением всех духовных сил, общим волнением сердца.
В завершении приведем стихи Анны Владис (Деевой), которые она посвящает своей маме Деевой Валентине Григорьевне.
Моей маме
Пять утра, ещё темно,
И тревогу не унять.
Спи пока, не на работу.
Где-то тихо вьюга плачет.
Лишь горит одно окно,
В нём не спит моя забота.
Время повернув назад,
Вспоминаю, вспоминаю,
И опять мне бередит
Тот блокадный Ленинград,
Душу старая картина:
Снова в детство уплываю.
Ворон на колу сидит,
Хлеба полная корзина...
Хлеба, хлеба, хоть сто грамм!
И не надо счастья больше.
Хлеба много — хорошо,
Окна закрещённых рам,
Значит, будем мы богаты.
Ворон, кол, а что ещё?
А обстрел всё дольше, дольше.
Да, забыла, хаты, хаты...
Ладоги непрочный лёд,
Разбомблённые обозы,
Как-то сразу не понять,
Не решить, что это значит,
Плачущий беззвучно рот,
На глазах застывших слезы.